Первой работой Андрея Дмитриевича Сахарова, которую я прочла в начале лета 1968 года, были «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Передавая мне эту работу, мой друг сказал: «Автор просит читателей делать свои замечания, высказывать свои соображения по поводу написанного».

Имя Сахарова было мне известно еще раньше от моих друзей-физиков: «Академик, атомщик, ядерщик; отец нашей водородной бомбы. У него редкое сочетание таланта теоретика и экспериментатора. Работает из внутренних побуждений, мотивы престижа, карьеры, научного самолюбия ему абсолютно чужды. Знаешь, были святые, с нимбом — он такой». Это говорил человек весьма скептического склада ума, совершенно не склонный к дифирамбам, к тому же не одобряющий ученых, которые работают на вооружение; говорил будничным тоном, без восторга в голосе — просто констатировал некоторые факты.

Я взяла статью А.Д. Сахарова, разумеется, ожидая откровения. Признаюсь, с первого чтения я не сумела оценить ее по достоинству. Прежде всего меня удивило само название «Размышления...» 68-й год был для меня и для многих в основном временем действий. Аресты, обыски, судебные процессы, лагерные проблемы — эта область советской жизни, бывшая до сих пор «запретной зоной», открылась для всеобщего обозрения. Усилия властей направлены были на то, чтобы снова натянуть здесь сплошную колючую проволоку, наши — на то, чтобы не дать за­ делать брешь. Пражская весна и опасность оккупации Чехословакии открывали каналы чувствам и тоже побуждали к действию.

Я и сейчас считаю этот период очень важным в нашей общественной жизни: это было начало нашего ненасильственного Сопротивления, нашего открытого, свободного Слова.

Не следует считать, что участники этого Сопротивления действовали исключительно под влиянием эмоций. Были и обсуждения, и споры, и не только по поводу каких-то конкретных событий, конечно, но, пожалуй, все же мало размышляли. Позднее, году в 70-м, появится статья Л. Венцова (Б. Шрагина) «Думать!» Пока же протесты, заявления, открытые письма, обращения, демонстрации на Пушкинской площади, информация, информация, бум Самиздата...

«Размышления...»? О чем размышляет автор? — «0 прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Не слишком ли общо? Кому автор адресует свои рекомендации и предостережения? Если мне и таким, как я, — то, пожалуй, напрасно: мне и без доказательств ясна необходимость сближения двух миров «на общенародной демократической основе, под контролем общественного мнения»; я и так за то, чтобы обеспечить повсеместное выполнение Декларации прав человека; я тоже считаю, что только на этих путях можно достигнуть «предупреждения обострения международной обстановки». Но все сие от меня не зависит. А те читатели в штатском, от кого зависят прогресс и мирное сосуществование, — их такими доводами не проймешь, у них другие ценности и критерии, они в любую минуту пожертвуют мирным сосуществованием ради своих «конкретных целей и местных задач». Для чего же автор тратит свой пыл? Наивный человек, не от мира сего. — Да, не от сего мира, от высшего, где критерием истины служит не «Для чего? — Для добра», а «Что? — Добро». Это я поняла много позже. Впрочем, Андрей Дмитриевич Сахаров сам ответил на мои недоумения — в 73-м году, в интервью корреспонденту шведского радио и телевидения: когда ничего нельзя сделать для улучшения скверней ситуации, говорит он, следует «создавать идеалы, даже когда не видно непосредственного пути к их осуществлению. Ведь если нет идеалов, то и надеяться вообще не на что».

Мирное сосуществование; отказ от какой бы то ни было, в том числе и идеологической, конфронтации; международные усилия в борьбе с голодом; своевременное научное решение проблем экологии; выполнение Декларации прав человека; демократизация общества; повышение уровня интеллектуальной свободы — вот идеалы, предложенные А.Д. Сахаровым в работе 68-го года. Прочтите его статьи, выступления, книгу «О стране и мире» — им он верен до сего дня.

Да, конечно, они соответствуют и моим, и вашим, читатель, представлениям. Только в ранг идеалов они были возведены тогда, когда их сформулировал Андрей Дмитриевич Сахаров. До этого они были идеями и часто казались слишком отвлеченными, чтобы непосредственно задеть каждого. Я, скажем, считала экологию областью специалистов, они уж сами решат, что для человека — для меня — хорошо, что плохо. А ведь так и права человека можно считать компетенцией юристов, мирное сосуществование — дипломатов (или военных — на выбор), а вопросы идеологической свободы — это уж, наверное, по ведомству КГБ! Да ведь многие так и смотрят на эти дела. Андрей Дмитриевич не призывает каждого нести свою долю ответственности: хотим мы или не хотим, участвуем или уклоняемся, от ответственности никто никуда не денется; когда грянет катастрофа, мгновенная или сказавшаяся со временем, поди тогда, доказывай: «Я тут не при чем». Нашу готовность иметь суждение о главных вопросах жизни человечества и себя самих Сахаров полагает не меньшей, чем его собственная. С нами и делится он своими «Размышлениями» («Автор просит читателей делать свои замечания, вы­ сказывать свои соображения по поводу написанного») .

Но кроме такой готовности нужны условия для ее реализации: информация и свобода (собственно, по Андрею Дмитриевичу, информация — важнейшая составляющая свободы). Несвобода — главный недостаток современного советского общества, считает А.Д. Сахаров. И, мне кажется, не только из-за присущего ему стремления к справедливости, из-за своих гуманистических принципов, но и в силу своей гражданской позиции: он знает, что гражданские права и свободы являются фундаментом гражданских обязанностей, гражданской ответственности.

Со времени «Размышлений» прошло 13 лет. За эти годы не раз менялись отношения между странами в мире, изменились ситуация внутри страны, судьбы близких Сахарову людей, изменилась и судьба самого Андрея Дмитриевича. Изменилась ли его позиция? Мне кажется, что существенно иначе, чем прежде, относится теперь А.Д. Сахаров к возможностям социализма. Автор «Размышлений» надеялся на конвергенцию двух систем, на демократизацию советского общественно-политического устройства. Возможно также, что он верил в добрую волю советского руководства. Буквально через несколько месяцев после появления статьи в Самиздате была оккупирована Чехословакия — мирное сосуществование было поставлено на карту во имя «местных задач». Постоянно, из года в год, ухудшается экономическое положение нашей страны; за счет привилегий партийно­ правительственной элиты растет у нас социальное неравенство; все более массовыми становятся алкоголизм, воровство, разрушается трудолюбие; снижается качество медицинской помощи. Внутренняя политика игнорирует права человека, да, собственно, и вообще право: власти не считаются даже со своим собственным законодательством, с законами своей страны. Граждане подвергаются дискриминации по национальному при­ знаку или за те или иные религиозные убеждения. Система управления лишена обратной связи. И все в целом опирается на жестокую репрессивную политику.

Таков социализм в нашей стране, и, по-видимому, его пороки заложены в той структуре, которую он создал для своей реализации. Возможно ли надеяться на добрую волю его руководителей, на внутреннее его совершенствование? «Бывает, что человек ни на что не надеется, но все равно выступает, потому что он не может молчать», —говорит Сахаров в интервью 73-го года.

Он сам вот именно не может молчать. В статьях «О стране и мире» (1975), «Движение за права человека...» (1978) и в других работах этого времени он снова, на сей раз на конкретном материале, вскрывает пороки советской действительности (меня удивила многосторонняя, детальная и глубокая осведомленность Сахарова: оказывается, привилегии элиты — они тогда еще распространялись на Андрея Дмитриевича, хотя уже в значительно меньшей мере, чем раньше, —могут и не быть непроницаемой для информации преградой. Имеющий уши — слышит, имеющий глаза — видит).

Сахаров по-прежнему говорит о необходимости внутренних реформ в СССР:«Я по-прежнему считаю полезными подобные попытки — не только как наиболее компактное изложение взглядов и стремлений, но и как необходимую альтернативу официальной позиции». Но хотя сам он напоминает, что и раньше не рассчитывал на разумный отклик советских руководите­ лей, мне, читателю, кажется, что тон и ориентация работ А.Д. Сахарова в 70-е годы существенно иные, чем раньше: ближе к моей собственной пессимистической позиции, чем в «Размышлениях...».

Очевидно, некоторые новые надежды Андрей Дмитриевич связывал с Западом, с возможностями его влияния на Советский Союз. Но события последних полутора-двух лет — вторжение в Афганистан, тотальные репрессии внутри страны (в том числе и беспрецедентная высылка самого Сахарова, его изоляция), новые ограничения эмиграции — все это может подорвать всякую веру в возможности совершенствования страны путем влияния на тоталитарный режим внутренних или внешних сил.

И все-таки надежда остается. Для меня она — в самом Андрее Дмитриевиче Сахарове: в его глубокой нравственности, в его естественных демократических принципах и идеалах, в его гуманизме и даже в его вере — видоизменяющейся, переживающей кризисы, временами теряющий опору, вере в торжество справедливости и прогресса, хотя бы в возможность реализации этих понятий. Дело в том, что наглядно и неоспоримо влияние Анд­ рея Дмитриевича на людей, его окружающих, на тех, кто знает его понаслышке, на общественное развитие в нашей стране и во всем мире. Я знаю, что многие — и я в том числе —не во всем со­ гласны с Сахаровым. Но гораздо важнее частных несогласий по отдельным вопросам тот нравственный потенциал, который через него распространяется в человечестве.

«Наивный человек, — подумала я о Сахарове в 68-м году, после “Размышлений” — обратит ли кто внимание на его прекрасные, но столь неосуществимые пожелания?»

Но сегодня, например, охрана среды обитания — не только забота общественности, но важная проблема внутренней политики многих стран. А движение за права человека не только стало повсеместным направлением общественного развития, но и провозглашено принципом политики государств, подписавших Соглашение в Хельсинки. Этот принцип устанавливает единство прав отдельного человека, прав народов и прав человечества на мир, свободу и независимое общение.

Идеалы Андрея Дмитриевича Сахарова постепенно все больше распространяются в мире, а его «Размышления..» преобразуются в поступки людей и общественных групп.

Сахаровский сборник, New York, 1981